Приветствую Вас Гость | RSS

" Белый лебедь"  

Соликамск    ФКУ ОИК-2 ( ИК 1, ИК 2)(неофициальный сайт)


Вторник, 19.03.2024, 07:57

 

 

ФКУ ОИК-2  ОУХД ГУФСИН России по Пермскому краю  

ул. Карналитовая, 98, г.Соликамск, Пермский край, 618545
тел. (34253) 7-21-36

 

Интервью бывшего начальника колонии

29.06. 2012 г

 

Эксклюзивное интервью бывшего начальника одной из самых известных колоний в стране - Газета Звезда Колония «Белый лебедь» — одно из мест, печально «прославивших» Соликамск, такой своеобразный «бренд» города. В России, да и на пространстве бывшего СССР многие знают его именно благодаря знаменитой зоне. В середине минувшего столетия сюда отправляли «блатных» высшей масти, королей преступного мира — «воров в законе». По дошедшим до нас устным и письменным преданиям, в «Лебеде» «ломали» даже самых волевых «положенцев», заставляя многих из них отказываться от воровских традиций.

Эксклюзивное интервью бывшего начальника одной из самых известных колоний в стране

Ашот Мампреевич Саркисян руководил «Белым лебедем» в  более спокойные «нулевые» годы  — во  время начала гуманизации пенитенциарной системы. Сегодня вышедший на  пенсию бывший начальник ФГУ ОИК-2 ГУФСИН России по  Пермскому краю, полковник МВД в  отставке Ашот Саркисян рассказывает о  работе, которой посвятил жизнь.

—  «Белый лебедь»  — колония знаменитая. В  нее просто так не  попадают ни  те, кто сидит, ни  те, кто их  охраняет. Как вам удалось стать там первым лицом?

—  Я  никогда не  выбирал место службы. Шел туда, куда направляли. Первым местом работы была мужская колония в  городе Ивделе Свердловской области. Туда меня направили после окончания Высшей школы МВД. Работал заместителем начальника, а  в  конце 80-х, после трагедии на  моей родине в  Армении, поехал восстанавливать ее  из  руин, а  затем охранять порядок. В  90-е годы меня снова направили на  Урал  — в  колонию «Красный берег» на  севере Пермской области. Супруга Жанна Артемовна поехала вместе со  мной, работала в  школе учительницей английского языка, а  дети там  же получали среднее образование. В  2002 году меня назначили руководить ОИК-2, так называемым «Белым лебедем».

—  Откуда, кстати, взялось такое необычное название?

—  Есть несколько версий, а  главных  — две. Первая-то, что здания там из  белого кирпича, а  дорожки напоминают лебедя. И  вторая  — связанная с  тем, что эта колония в  свое время считалась последней, «лебединой» песней многих воров.

—  Самым известным узником «Белого лебедя» за  последнее десятилетие был известный чеченский террорист Салман Радуев по  прозвищу Терминатор. Что можете о  нем сказать?

—  Да, я  помню, как его привезли в  колонию. Худощавый, с  бородой, в  темных очках. Точно такой, как его показывали по  телевизору. Очки ему, правда, вскоре пришлось снять, а  бороду сбрить. Я  с  ним, конечно, встречался по  должностным обязанностям. Ни  о  чем таком отвлеченном не  говорили. Спрашивал его, устраивают  ли условия содержания, нет  ли жалоб. Он  отвечал: «Нет, гражданин начальник, все нормально. Я  здесь даже немного поправился». По  поведению он  ничем особенно не  отличался. Выполнял распоряжения, убирался в  камере. Недолго, правда, находился у  нас  — умер, видимо, от  старых ран.

—  Как вам удавалось выстраивать работу с  лидерами преступного мира  — «ворами в  законе»?

—  Знаете, я  никогда не  придавал этим «регалиям» чрезмерного значения. Человек ждет особого приема, специальных мер. И  если видит, что администрация суетится, нервничает, это ему на  руку. Поэтому я  придерживался такой позиции: «Это в  своем кругу ты  «вор в  законе», а  для меня  — обычный заключенный. Иногда до  смешного доходило. «Вор» видит, что на  него администрация особого внимания не  обращает, и  начинает просить о  встрече с  начальником колонии. Встречаемся, просит: «Отправьте меня в  штрафной изолятор за  то, что я  не  работаю (статус „вора в  законе" не  позволяет его обладателю трудиться ни  на  воле, ни  в  заключении). А  то  уже перед ребятами неудобно…» Еще бывало, что поступает оперативная информация: такой-то человек склоняет к  чему-либо других заключенных… Вызываешь его, беседуешь один на  один. Говоришь примерно так: «Теорию свою в  другом месте будешь излагать. Хочешь спокойно сидеть  — сиди. Нет  — будет по-другому». Это обычно помогает. «Воры в  законе»  — люди понятливые.

—  Не  кажется  ли вам парадоксом, что в  нашей стране люди с  уголовным прошлым пользуются особым авторитетом?

—  Я  с  вами, наверное, соглашусь отчасти. Мне кажется, это от  нашей слабости происходит. Когда люди сталкиваются с  проблемами и  не  находят помощи у  чиновников или правоохранительных органов. Так издавна было, еще со  времен Разина и  Пугачева. Человеку кажется: вот здесь правда. На  самом деле это не  так. В  преступном мире нет Робин Гудов. А  молодежи я  бы не  советовал романтизировать эту сферу. Вот, например, иногда говорят: общак  — святое дело, помощь братве. На  самом деле в  колонию из  этих денег попадают крохи  — на  чай, сигареты… Основная масса средств крутится на  воле и  тратится тоже там. Эти миллионы у  воротил, которые никогда не  сидели. Я  всегда говорил и  говорю: «Умный вор  — это тот, кто на  воле».

—  К  вам заключенные как относились?

—  Вы, может быть, удивитесь, но  меня в  колонии всегда считали добрым. Причем как коллеги, так и  сами заключенные. Просто я  относился ко  всем, как к  людям. Если провинился, накажу, а  зря зачем обижать человека?

Я, не  поверите, один раз даже извинился перед обычным заключенным… Разозлил он  меня, в  итоге я  накричал на  него на  комиссии по  условно-досрочному освобождению и  выгнал из  кабинета. А  на  следующий день вызвал на  эту  же комиссию и  говорю: «Извини, я  вчера погорячился». Члены комиссии поразились, они такого еще не  слышали, чтобы начальник колонии перед заключенным извинялся. А  я  считаю, что правильно поступил. Это не  слабость. Я  сильнее, у  меня власть, мы  не  на  равных с  ним, поэтому извинился. При этом, хочу добавить, за  много лет моей работы бунтов в  колонии не  было.

Вы  спросите, встречаюсь  ли я  с  ними сейчас на  воле? Да, конечно. Я  многих уже и  не  узнаю. Подходят, здороваются. Один как-то даже в  Сочи приглашал на  постоянное место жительства. У  него там семья, дом, бизнес. Говорит: «Приезжайте, помогу с  земельным участком». Я  отвечаю: «Спасибо. Рад, что у  тебя все хорошо в  жизни сложилось».

—  Среди заключенных встречались и  ваши соотечественники. Они, наверное, пытались этим воспользоваться?

—  Не  только армяне, но  и  представители  других национальностей искали какой-то подход. Но  я  старался ко  всем  — будь он  русский, армянин, татарин или чеченец  — относиться ровно.

—  Вы, я  вижу, за  либерализацию системы исполнения наказания?

—  Я  — за  строгое исполнение законодательства. Время идет, и  законы постепенно становятся либеральнее. Двадцать лет назад я  и  представить себе не  мог, что заключенный после суда самостоятельно, без конвоя может направиться в  колонию-поселение. А  сейчас это уже реальность. Один едет в  колонию для отбывания срока. Я, когда в  Ивделе работал в  70-80-е годы, даже проводил один эксперимент. По  закону разрешено, чтоб в  колонии-поселении вместе с  заключенными находились их  семьи. Поговорил с  людьми, выяснил, у  кого где жены работают, потом стал их  приглашать в  Ивдель. Они приезжали к  мужьям, жили семьями, устраивались на  работу в  детские сады, школы, магазины, на  фермы. В  Ивделе забурлила жизнь, решилась кадровая проблема. Да  и  поведение заключенных улучшилось, меньше пьянства и  драк стало. Знаете, как местные жители были мне благодарны? Только один пример: осенью в  колонию прислали несколько десятков коров, корма для них не  было совсем  — обратился к  жителям, так они за  два дня собрали корма на  всю зиму.

Я  считаю: не  надо бояться перемен. Если мы  сегодня видим, как из  европейских тюрем заключенных отпускают ночевать домой, и  удивляемся, то  пройдет 10–15 лет  — и  кто знает, не  начнут  ли делать так и  у  нас. А  вообще, все начинается с  быта. Если у  меня в  «Белом лебеде» в  общежитиях царила чистота, цветы в  вазах стояли, это и  на  настроении людей сказывалось. В  таких условиях человеку, скорее, хорошие мысли придут в  голову, чем плохие.

—  Иногда послушаешь заключенных, так складывается впечатление, что все сидят невинно осужденные…

  — Один случай у  меня, действительно, оставил сомнение. Был заключенный, который отбывал срок за  убийство супруги. Отбыл половину срока  — можно подавать на  УДО, но  при этом требуется признание вины. Так вот он  не  признал вины в  убийстве супруги, так и  отсидел полный срок, хотя смысла упираться ему, в  общем то, не  было. Вот и  думай после такого: виноват человек или нет?

—  Каков, на  ваш взгляд, главный рецепт исправления отпетых рецидивистов?

—  Надо, по-моему, вовлекать людей в  активную жизнь, чтобы не  было им  времени заниматься ерундой. В  «Белом лебеде» до  сих пор функционирует деревообрабатывающее производство  — заключенные делают мебель. Когда я  был назначен начальником, начал активно развивать сельское хозяйство  — заготавливали для себя мясо, построили в  колонии теплицу. Ее, кстати, по  иронии судьбы сделал рецидивист, который строил теплицу еще в  Ивделе, когда я  там работал. Представляете, через двадцать лет мы  встретились уже в  Соликамске…

Ну  и, повторю, отношение к  людям. Я  каждый год поздравлял заключенных с  Новым годом. Каждый праздник обходил все общежития и  камеры (кроме тех, в  которых сидят пожизненно осужденные) и  говорил: «Желаю быстрей освободиться и  вернуться домой». Это обязательно надо делать. Заключенный получает разрядку, он  видит, что его поздравляют, чувствует человеческое отношение. Кто  бы ни  был, а  что-то шевельнется в  душе.

—  Сколько лет вы  отдали службе и  нет  ли ощущения, что тоже в  каком-то смысле отбывали срок?

—  Да, это вы  точно заметили, «отбывал»… В  общей сложности мой срок работы в  системе исполнения наказания  — 37 лет. Даже заключенных с  таким «стажем» не  так много. Ну  ничего, зато сейчас на  пенсии отдыхаю

Источник: Газета Звезда

 


Рейтинг@Mail.ru